Чекисты [Сборник] - Коллектив авторов (читать книги без регистрации .TXT) 📗
И требуют не только мужчины, но и старухи, дети…
Ужасно!
Скорее, скорее из этого Петродворца! Дело сделано. Изменения позиций И, 18, 21, 24 зафиксированы. Наблюдения, сделанные в прошлый приезд другим дипломатом-разведчиком на позициях 49, 63, 78, подтверждены. Найдено удобное место для фотографирования (37). Если туда проникнуть, можно укрыться за штабелями дров и поработать. Сфотографирован катер пограничной охраны. Эксперты будут довольны!
Теперь нужно снова промчаться на теплоходе вдоль невского берега (может, и еще что-либо удастся заметить) — и назад, в Москву: писать рапорт об удачной поездке.
Конечно, визуальная разведка — это не похищение секретных документов или образцов вооружения. Но когда ее ведут по единому плану дипломаты сразу нескольких посольств, выводы неизменно оказываются важными. В разведывательной работе, в конце концов, самое главное — иметь некоторое количество точно установленных и пусть даже не выдающихся фактов. Анализ довершит остальное!
Итак, скорее, скорее назад — в Ленинград, в гостиницу, а потом и в Москву, под защиту посольских стен.
3
Несколько фактов из хроники.
Помощник военно-морского атташе Соединенных Штатов Америки Рэймонд Смит прибыл в нашу страну на теплоходе «Балтика». Это случилось 2 июля 1962 года.
Теплоход шел из Лондона в Ленинград. Смит ехал всерьез и надолго. С ним вместе плыли жена и трое детей — два мальчика и девочка. Старшему мальчику шел тринадцатый год, и дети были как дети: бегали по палубе, с завистью поглядывали на матросов и капитана. У жены Рэймонда Смита всю дорогу хватало забот.
Были заботы и у Смита.
Худощавый, лет сорока, с большим лбом, он чертами лица и манерами походил на научного работника. Держался спокойно и ровно. Так ровно, что лишь очень опытный психолог мог бы разгадать за этим постоянную настороженность.
До того как попасть в СССР, он несколько лет прослужил в аппарате Пентагона, а затем в Японии и Франции, удачно совмещая дипломатическую деятельность с разведкой. Он знал, что работать в СССР трудно, и заранее разработал ту линию поведения, которой следовало придерживаться. В советской стране он будет вести себя как дипломат-исследователь, собирающий материал для диссертации о военно-морском флоте. В советской контрразведке — умные люди. Их не обманешь, играя рубаху-парня.
Человек, который открыто интересуется определенным кругом вопросов, в конечном счете привлекает к себе меньше внимания: с начала и до конца он логичен в своих поступках.
Но, кроме того, Смит считал себя уже достаточно крупным разведчиком-дипломатом, чтобы иметь свой собственный метод работы. Главным в нем было — применение специального фотографирования и звукозаписи. Обычно дипломаты-разведчики стараются не прибегать к этим способам. Провалишься — слишком уж бесспорными будут улики. А кому хочется быть в два счета высланным из страны, куда ты прибыл как дипломат?
Но Смит ехал делать карьеру иного рода — карьеру разведчика. И ему надо было просто достичь именно разведывательных результатов. И, кроме того, он считал всех своих предшественников и коллег просто не слишком искусными и даже — недостаточно смелыми людьми.
Плывя на «Балтике», он фотографировал решительно все суда, которые встречались на пути: советские, финские, шведские, польские, немецкие… Это не запрещалось законами. И должно было с самого начала создать ему, Смиту, репутацию человека, который интересуется флотами вообще всех государств.
Из Ленинграда семья Смитов выехала в Москву. И это был его первый психологический шаг: на корабле, то есть еще за пределами СССР, он, Смит, проявлял большую активность, а попав в Ленинград, вдруг повел себя как человек, которому этот город не интересен. А ведь было бы естественным: проездом дипломат знакомится с прославленным центром культуры.
Впрочем, уже 4 июля он снова оказался в Ленинграде. Он приехал из Москвы, и с ним был коллега — помощник военно-морского атташе одной из капиталистических стран. И этот коллега провел Смита по тем улицам и набережным Ленинграда, откуда можно было наблюдать портовые сооружения и цехи судостроительных заводов. Один разведчик передавал «хозяйство» другому.
Тогда же они совершили прогулку по Неве. Сквозь прорезанные карманы плаща, засунув руки в карманы брюк, Смит записывал номера и названия судов, находившихся на стапелях, стоявших у причальных и достроечных стенок, и всюду очень внимательно старался установить — следят за ним или не следят.
В этот приезд он не применял сложной техники. Плоский фотоаппарат «Минокс» да крошечные блокнотики и карандаши длиной в полпальца, чтобы писать ими в кармане, составляли все его снаряжение.
Это были старые методы. Смит еще только осваивался.
29 июля Смит снова появился в Ленинграде. Он прибыл на финском пароходе из Хельсинки и находился во всеоружии. На подходах к Ленинграду в специальный очень сильный бинокль он рассматривал маяки, локационные станции, встречные суда. Много фотографировал. То ли безнаказанность первых шагов настроила его на такой самоуверенный лад, то ли палуба финского корабля казалась ему надежной крепостью.
В Ленинграде он переночевал в гостинице. А на утро, 30 июля, на одной из улиц он, как бы случайно, встретил американских туристов. На собственной автомашине они только что приехали из Москвы.
До самого вечера Смит разъезжал с ними по городу, то и дело оказываясь в таких местах, где не было ни архитектурных памятников, ни мемориальных досок, но куда выходили фасады заводских корпусов и научно-исследовательских институтов.
Это был наглый, точно рассчитанный ход: вдруг оказаться в Ленинграде с собственным транспортом, в компании, осмотреть все объекты. Каждый заметит немногое. Но в целом картина будет достаточно полной.
15 августа Смит вновь был в Ленинграде, — теперь уже проездом в Финляндию. Из Ленинграда он, конечно, должен был плыть морем.
Перед тем как взойти на борт корабля, он прогуливался по набережной в районе порта и судостроительных заводов. Как и всегда, был не один. Сопровождал его сотрудник посольства одной из стран. Важно другое: почти все это время Смит что-то негромко говорил своему спутнику. Когда же корабль отчалил, Смит, стоя на палубе, усиленно выискивал на берегах залива антенны радиостанций, чаши локаторов и был молчалив, задумчив, до скованности осторожен.
3 сентября на теплоходе «Эстония» он прибыл в Ленинград из Хельсинки и остался ночевать.
Утром вместе с двумя дипломатами он вышел из гостиницы. Он был в черном плаще, застегнутом на все пуговицы и несколько оттопыренном на груди. Всей компанией они проехали в такси к Горному институту. Отпустили машину. Постояли у гранитного парапета набережной. Напротив, за трехсотметровой ширью Невы, располагалась территория интересующего их завода.
Дипломаты стали тесной группкой, так что Смит был закрыт с боков. Смит расстегнул плащ — на груди был фотоаппарат с телескопическим объективом, — сделал несколько снимков.
Затем Смит решительно направился в Горный институт. Шли занятия. В вестибюле института было пустынно. Лишь у киоска «Союзпечати» толпились студенты.
Смит подошел к киоску и купил несколько почтовых марок. Студенты не обратили на него никакого внимания. Тогда, как бы рассматривая марки, Смит отошел к окну, выходящему на Неву. Огляделся. Вокруг не было ни души.
Смит повернулся к окну и минут десять стоял, глядя в него и негромко разговаривая сам с собой.
И когда потом они все трое опять расхаживали по набережным, Смит продолжал говорить.
Дул порывистый ветер. Смит произносил слова так негромко, что их временами неизбежно должно было относить в сторону, заглушать, но спутники ни разу его не переспросили. Да в этом и не было необходимости: Смит говорил не для них.
На груди у него, под пиджаком, в карманах специального жилета находился портативный минифон. На лямках жилета, у ключиц, были упрятаны микрофоны. Поглядывая на противоположный берег Невы, Смит подробно фиксировал все, что видит, — важное и не важное, — сосредоточившись на том лишь, чтобы ничего не пропустить.
